Неточные совпадения
Знайте же, я пришел к вам прямо сказать, что если вы держите свое прежнее намерение насчет моей
сестры и если для этого думаете чем-нибудь воспользоваться из того, что открыто в последнее время, то я вас
убью, прежде чем вы меня в острог посадите.
— Это я
убил тогда старуху-чиновницу и
сестру ее Лизавету топором и ограбил.
— «А было ль известно тебе, Миколаю, в тот самый день, что такую-то вдову в такой-то день и час с
сестрой ее
убили и ограбили?» — «Знать не знаю, ведать не ведаю.
— Э-эх! Посидите, останьтесь, — упрашивал Свидригайлов, — да велите себе принести хоть чаю. Ну посидите, ну, я не буду болтать вздору, о себе то есть. Я вам что-нибудь расскажу. Ну, хотите, я вам расскажу, как меня женщина, говоря вашим слогом, «спасала»? Это будет даже ответом на ваш первый вопрос, потому что особа эта — ваша
сестра. Можно рассказывать? Да и время
убьем.
Он
убил старуху чиновницу, процентщицу, у которой и сам закладывал вещи;
убил тоже
сестру ее, торговку, по имени Лизавету, нечаянно вошедшую во время убийства
сестры.
Он вышел. Соня смотрела на него как на помешанного; но она и сама была как безумная и чувствовала это. Голова у ней кружилась. «Господи! как он знает, кто
убил Лизавету? Что значили эти слова? Страшно это!» Но в то же время мысль не приходила ей в голову. Никак! Никак!.. «О, он должен быть ужасно несчастен!.. Он бросил мать и
сестру. Зачем? Что было? И что у него в намерениях? Что это он ей говорил? Он ей поцеловал ногу и говорил… говорил (да, он ясно это сказал), что без нее уже жить не может… О господи!»
— А старуху-то вот
убили с
сестрой. Тут целая лужа была.
«Да,
убили», повторил он себе слова, сказанные
сестре.
— Следствие-с — вот молодчик-то топором
убил отца и
сестру родную из-за ссоры да по ревности.
— Я еще подростком была, как про отца Гурия на Ключевском у нас рассказывали, — говорила
сестра Авгарь. — Мучили его, бедного, а потом уж
убили. Серою горючей капали по живому телу: зажгли серу да ей и капали на отца Гурия, а он истошным голосом молил, штобы поскорее
убили.
Дама призналась Ятвасу в любви и хотела подарить ему на память чугунное кольцо, но по этому кольцу Ятвас узнает, что это была родная
сестра его, с которой он расстался еще в детстве: обоюдный ужас и — после того казак уезжает на Кавказ, и там его
убивают, а дама постригается в монахини.
Если верить собственным словам Лавровского, он
убил родного отца, вогнал в могилу мать, заморил
сестер и братьев.
— Да как
убили опричники матушку да батюшку,
сестер да братьев, скучно стало одному на свете; думаю себе: пойду к добрым людям; они меня накормят, напоят, будут мне братьями да отцами! Встретил в кружале вот этого молодца, догадался, что он ваш, да и попросил взять с собою.
А другой
убил, защищая от сладострастного тирана честь невесты,
сестры, дочери.
Наташа(мечется почти в беспамятстве). Люди добрые…
сестра моя и Васька
убили! Полиция — слушай… Вот эта,
сестра моя, научила… уговорила… своего любовника… вот он, проклятый! — они
убили! Берите их… судите… Возьмите и меня… в тюрьму меня! Христа ради… в тюрьму меня!..
Наташа(вдруг, громко). А-а… я поняла!.. Так, Василий?! Добрые люди! Они — заодно!
Сестра моя и — он… они заодно! Они всё это подстроили! Так, Василий?.. Ты… для того со мной давеча говорил… чтобы она всё слышала? Люди добрые! Она — его любовница… вы — знаете… это — все знают… они — заодно! Она… это она его подговорила мужа
убить!.. муж им мешал… и я — мешала… Вот — изувечили меня…
— Зятя у неё
убили!.. А
сестру нагайками исхлестали, в больницу легла…
— Добился своего,
убил… — И в лице ее, сквозь физические страдания и даже близость смерти, выразилась та же старая, знакомая мне холодная животная ненависть. Детей… я всё-таки тебе… не отдам… Она (ее
сестра) возьмет…
— Много ты этим выиграешь, как же! Я уж о
сестре твоей не говорю. Известно, ты обуреваем страстью… где тебе о
сестре думать! Да в отношении к другой особе, что, ты думаешь,
убивши философа, ты дела свои поправишь?
— Что мудреного, что мудреного! — повторяла гостья тоже плачевным голосом, покачивая головою. — Впрочем, я вам откровенно скажу, бога ради, не
убивайте вы себя так… Конечно, несчастие велико: в одно время, что называется, умер зять и с
сестрою паралич; но, Перепетуя Петровна, нужна покорность… Что делать! Ведь уж не поможешь. Я, признаться сказать, таки нарочно приехала проведать, как и вас-то бог милует; полноте… берегите свое-то здоровье — не молоденькие, матушка.
Каменщик остановился. Он в эту хмельную, безумную, бредовую секунду готов был
убить кого угодно — отца,
сестру, священника, даже самого православного бога, но также был готов, как ребенок, послушаться приказания каждой твердой воли.
— На что, — говорит, — мне годятся наемные люди? Это вам,
сестрам, даже стыдно и говорить, а мне с ними идти стыдно и страшно. Кромчане! Хороши тоже люди называются! Они пойдут провожать, да сами же первые и
убьют, а Миша мне племянник, — мне с ним по крайней мере смело и прилично.
Андрей. Ну, да вот хоть
убей, я не скрываюсь. Ты думаешь, легко мне… легко мне будет твоей
сестре в глаза взглянуть?..
— Слушай, — говорю, —
сестра, ты знаешь, у меня денег у самого немного, но так как я вижу, что ты действительно в крайности, то я тебе дам полтораста рублей с одним условием, чтобы ты из них гроша не посылала Дмитрию, а издержала все на себя. Посмотри, до чего ты себя довела и на что похоже ты живешь: у тебя, как говорится, ни ложки ни плошки нет; в доме того и гляди, что
убьет тебя штукатурка; сама ты в рубище ходишь.
Жалкий трус!! Я промолчал. Он любил ее. Она любила страстно его… Я должен был
убить его, потому что любил больше жизни ее. Я любил ее и ненавидел его. Он должен был умереть в эту страшную ночь и заплатить смертью за свою любовь. Во мне кипели любовь и ненависть. Они были вторым моим бытием. Эти две
сестры, живя в одной оболочке, производят опустошение: они — духовные вандалы.
— Не понимаешь? — закричала она визжащим голосом. — Пойми же наконец, что ты
убиваешь нас своим поведением! Твоя безнравственность возмущает нас! Я возмущена, как
сестра и христианка!..
— Положительно так, это положительно так, — говорил он, — потому что я в этом случае до болезненности щекотлив и чуть я знаю, что кто-нибудь имеет на меня юридические права, я сейчас теряюсь, падаю духом и не могу ничего сочинять, и следовательно и теряю шансы вознаградить
сестру. Это я и называю
убить курицу, которая может нести золотые яйца.
— Париж! город! — воскликнул с кротким предостережением Евангел. — Нет, нет, не ими освятится вода, не они раскуют мечи на орала! Первый город на земле сгородил Каин; он первый и брата
убил. Заметьте, — создатель города есть и творец смерти; а Авель стадо пас, и кроткие наследят землю. Нет,
сестры и братья, множитесь, населяйте землю и садите в нее семена, а не башенье стройте, ибо с башен смешенье идет.
— Полюбуйтесь, что вы наделали. Вы
убили вашу
сестру.
— Когда ты был еще там, бывали ночи, в которые я не спал, не мог заснуть, и тогда ко мне приходили странные мысли: взять топор и пойти
убить всех: маму,
сестру, прислугу, нашу собаку. Конечно, это были только мысли, и я никогда не сделаю.
В пятой сцене четвертого действия, у замка Глостера, Регана разговаривает с Освальдом, дворецким Гонерилы, который везет письмо Гонерилы к Эдмунду, и объявляет ему, что она тоже любит Эдмунда, и так как она вдова, то ей лучше выйти за него замуж, чем Гонериле, и просит Освальда внушить это
сестре. Кроме того, она говорит ему, что было очень неразумно ослепить Глостера и оставить его живым, и потому советует Освальду, если он встретит Глостера,
убить его, обещая ему за это большую награду.
Эдмунд при этом говорит, что, видно,
сестры сильно любили его, так как одна отравилась, а другая потом убилась из-за него, и при этом признается, что он велел
убить Лира и повесить Корделию в тюрьме, представив ее смерть самоубийством, но теперь желает остановить это дело, и, сказав это, умирает.
—
Убил,
убил я мою кралечку ненаглядную, окаянный я, нет мне прощения… Страшно мне, Андрей, на себя руки наложить. Покончи со мной за
сестру твою неповинную, за кровь пролитую отплати кровью.
— А то, что сказал. Ты думаешь, что все слепцы и не видят, что ты, считаясь женихом младшей
сестры, без памяти влюблен в старшую и не можешь даже этого скрыть. Княжна Лидия Дмитриевна в невинности своей чистой души безусловно верит тебе. Берегись, чтобы у нее не открылись глаза. Она слишком сильно тебя любит — это открытие может
убить ее.
После смерти Тайбуги в этом ханстве властвовал его сын Ходжа, а затем внук Map, отец Адора и Ябока, женатый на казанской царевне,
сестре Упака. Последний
убил Мара, а сын Адерса Магмет
убил Пака, построил Искор, или Сибирь на Иртыше. Этот город находился в шестидесяти верстах от нынешнего Тобольска.
Чтобы быть справедливыми, надо заметить, что мысль о том, что подобное открытие может
убить ее младшую
сестру, не приходила в голову княжне Маргарите. Быть может, она и не решилась бы на такую страшную игру, или же со стороны Николая Леопольдовича потребовалось бы более усилий склонить ее на такое преступление.
— О, я знаю это сам, но как? Ведь разрыв с вашей
сестрою, начатый мною,
убьет ее. Она так горячо любит меня.
А когда в один скверный день избалованный зверь разорвет свою цепочку, вырвется на свободу и растерзает нас самих и наших ближних — мы изумляемся до столбняка и не верим: да мыслимо ли, чтобы сын мог
убить мать и
сестер?